…Поцеловал Иван-царевич лягушку – и превратилась она в прекрасную Царевну… Но слишком сильным было злое волшебство, таким сильным, что кроме Ивана та Царевна прекрасная никому видна не была – так, лягушка, и всё тут. И оказался Иван-царевич в очень странной ситуации – он-то видел Царевну, а все остальные… А ведь у царевича-то служба какая? С послами зарубежными разговоры вести, пиры-балы всяки-разны. Допустим, при разговорах государственных ещё ладно, не бабское это дело – государственные дела вершить, ну, а на балах да пирах, само собой, царевне по штату быть положено. А как ей быть, коли она жаба зелёная? А царевич на своём стоит – я, мол, её вижу, и всё тут. Ему всякие министры да вельможи уж как только не пытались подсказать: и прямо говорили, и намекали всяко… И, чего уж там, барышень разных подсовывали под ручку, да не зелёных, а – кровь с молоком! Уж чего-чего, а этого-то добра на Руси – баб красивых – уж точно, не меньше, чем лягух зелёных. Русь невестами завсегда славилась. Но царевич – ни в какую! До драки доходило. Хотя, конечно, какая у бояр с царевичем драка – он их за бороды потаскает, да и пинками за порог. А они ему… Да разве можно на царевича-то руку поднять? Короче, так его и не убедили. И лихое зрелище было: сидит Иван-царевич на пиру, все – с жёнами-красавицами (ну, или там с подругами какими, но тоже…) – а Иван всё лягушку с собой таскает, да что-то ей ласковое нашёптывает… А на балах-то!.. И говорить неохота – сами представьте, как это – с лягушкой-то плясать на пару…
Однако, время шло… И уже стало как-то вроде и приглядываться это дело… Некоторые даже поговаривали, что смутный образ Царевны видят иногда, особенно, под конец пира… Словом, сначала народ стерпелся, а потом и того больше: уже и жёны боярские начали на пиры да балы в зелёных платьях хаживать… А когда купец какой-то хитромудрый румяна зелёные продавать начал – и вовсе, во дворце у царевича как на болоте стало – сплошная зелень. А плохо разве? Вот и лекари придворные уверяют, что зелёный цвет нервы здорово успокаивает…
Короче, опять мир и покой в царстве-государстве. А послы – так они первые привыкли: раз царевич с лягушкой целуется – значит, такой у них обычай народный. И ведь не самый поганый – вон, у арапов в Африкании дикой, там, вообще, не договорились с ихним арапским негусом послы, их и съели на пиру, для них же и устроенном. А лягушка… Да подумаешь! И вообще, посмотреть – даже очень мило: Гринпис там и тому подобное вольтерьянство и единение с природой!
Короче, помимо большой любви у Ивана-царевича ещё много всяких плюсов образовалось: моду новую ввёл (вернее, сама она ввелась) на обтягивающее женское парадное трико… Мужикам, так очень по сердцу пришлось!
А послы да купцы заморские, про Иванову-то любовь прознавши, стали ему из разных стран лягушек возить – как живых, так и из драгоценных камней и металлов… Правда, в народе поговаривают, что ревнует его Царевна к живым лягушкам-то, да врут, поди, - чего Царевна ко всякой жабе посторонней ревновать-то станет? А из драгоценных статуэток такой музей в царстве-государстве учинился – со всего мира посмотреть едут. И правильно делают – красота неописуемая, ведь не Ваньке какому, а самому Иван царевичу делали лучшие ювелиры!
А что касается колдуна, который принцессу заколдовал… Помер колдун от порчи, от злобы, то есть, – как услыхал, что живут Иван-царевич с недорасколдованной Царевной-лягушкой душа в душу – тут его жаба-то и задавила. И поделом ему, ироду!